Блог
КРУПНЫМ ПЛАНОМ
Окт
Парфюмер Лайме Кишкуне
Ведущий журналист Андрюс Рожицкас
Интервью:
ЖУРНАЛИСТ: Вы эксперт по запахам. И я сразу спрошу Вас… вот мы и в нашем помещении. Что подсказывает Вам Ваше обоняние? Какие запахи Вы ощущаете?
ЛАЙМЕ: Ну, несомненно, аромат духов Ваших ассистентов, он очень стойкий…
ЖУРНАЛИСТ: Располагайтесь!
ЛАЙМЕ: Очень яркий и стойкий. Пока меня гримировали, я всё думала, чем же тут так сильно и резко пахнет? Ну а здесь? – Здесь ничем таким особенным не пахнет, как в обычном помещении: немного пылью, немного каким-то цементом, какой-то осенней влажностью, какими-то листьями, которые приносит ветер. Здесь такое проветриваемое помещение…
КЛАССИФИКАЦИЯ
ЖУРНАЛИСТ: В Вашей шкале оценок имеются какие-нибудь минусы и плюсы? Я имею ввиду, что, почувствовав какой-нибудь запах, Вы можете назвать его приятным, сказать, что он Вам понравился, или, наоборот, – не понравился, что его можно занести в черный список?
ЛАЙМЕ: Нет. Совсем нет. Это было бы очень непрофессионально. Это, во-первых. А во-вторых – вообще, о запахах на самом деле мы создаем какое-то свое мнение, и оно не обязательно должно быть каким-то обоснованным.
Много лет я наблюдаю за людьми, как они делят запахи на категории – «нравится» – «не нравится». И действительно, о запахах как таковых больше и нечего сказать, потому что таких фраз очень мало, и слов тоже мало, то есть не хватает вербальных средств выражения, чтобы рассуждать о запахах, и тогда люди начинают говорить: «Вот мне этот запах нравится, а этот – не нравится». Ну и что из этого? Что значит это «нравится – не нравится»? Но это их «нравится – не нравится» интересно тем, что в тот черный список запахов, которые не нравятся, люди чаще всего вносят те ароматы, которые им вообще незнакомы. А стоит им только немного рассказать, откуда привезен запах, о его происхождении, как он появился, что, может быть, это какое-то растение так пахнет, какая-нибудь субстанция, а возможно, это результат какого-то сложного и красивого химического процесса, из каких молекул он состоит, начинаешь рассказывать его историю, и человеку вдруг начинает решительно нравиться этот запах, человек знакомится с ним, и тогда запах ему действительно становится симпатичным.
Или он приходит в другой раз и говорит: «Хм, у вас в прошлый раз эта роза так не вкусно пахла, а сейчас она очень вкусно пахнет!». А роза-то та же самая. И здесь уже дело не в розе, а в самом человеке. Запах оказывает на нас очень сильное влияние, он воздействует на нас непосредственно и напрямую, и мы на самом деле даже не успеваем проанализировать и понять, каким образом он на нас воздействует. И даже если мы ещё не включили наше обоняние, он уже начинает воздействовать на нас.
ЖУРНАЛИСТ: Конечно, потому что это химия.
ЛАЙМЕ: Да, абсолютно так. Включаются наши рецепторы, они посылают сигнал мозгу и создают эффект воздействия. Это меняет нашу память, из неё что-то достается, меняется настроение и даже какие-то наши собственные внутренние ощущения, запах влияет на метаболизм гормонов, он действует на физиологическом уровне.
Часто даже может возникать такая проблема, что порой человек относит к неприятным и такие запахи, которые связаны с его очень плохими воспоминаниями. В этом ещё тоже заключается довольно сложный момент, потому что запахи очень сильно связаны с воспоминаниями, и они действительно достают из глубин тот или иной большой, даже очень большой пласт со всеми его деталями, с какими-то мелочами…
Я знаю, что в Израиле сейчас проводятся такие исследования, когда ищут такие запахи, которые вызывают у человека очень плохие воспоминания, и таким образом лечится его травма из прошлого и синдром стресса. Таким образом мы можем извлечь его со всеми его деталями, разложить, переработать его…
ЖУРНАЛИСТ: Трансформировать.
ЛАЙМЕ: Да, трансформировать в позитивную сторону.
НЕПРИЯТНЫЙ ЗАПАХ
ЖУРНАЛИСТ: А как тогда быть с этими… даже не знаю, как их назвать… ну, с запахами фекалий, извиняюсь.
ЛАЙМЕ: С ними почти что всё то же самое. Вот есть такой психолог, психоаналитик Хирш, он работал в Америке и довольно давно уже проводил свои исследования, но они получили большую известность. Он исследовал запахи, вызывающие ностальгию по детству. И оказалось, что, если мы выросли, например, в каком-нибудь дворе старого города, где мы гуляли в основном в подворотнях, а там и бомжами пахло, и собачками, и кошечками, и всевозможные подъезды, и вот эти запахи у нас могут вызывать очень много приятных чувств. Ведь на самом деле – это же твое детство, это твой запах, это то, где ты рос, он связан с твоими очень приятными, красивыми, такими родными и прекрасными воспоминаниями, с самыми разными событиями и так далее. Так вот, эта самая коннотация, что фекалии так жутко пахнут, она ведь тоже приобретенная, нас так воспитывали, там так объясняли, это наша такая внутренняя социальная организация.
ЖУРНАЛИСТ: Ой, слушайте, и правда! У меня это немного ассоциируется с рисованием, когда, например, просят нарисовать дом, а мы рисуем квадрат и треугольник наверху, но в действительности это же не дом, а лишь его символ…
ЛАЙМЕ: Да, это лишь символ.
ЖУРНАЛИСТ: Это иконка.
ЛАЙМЕ: Да, иконка, да-да.
ЖУРНАЛИСТ: То есть этот самый такой неприятный запах фекалий просто…
ЛАЙМЕ: …просто сформирован и реализованный в нас, что это всё «фу!» и «не лезь!». С самого детства нам это объясняют, и действительно, наша палитра восприятия запахов во многом зависит от воспитания, от нашего социального положения, от географии места, в котором мы живем… она связана с нашей кухней, с тем, что мы едим, с тем, в каком окружении мы росли, что у нас творится в доме: например, скажем, там курят или нет, выпивают или не выпивают… разные, очень разные моменты формируют в нас наши представления о запахах. А поскольку эта наша, скажем так, грамотность в мире запахов, наша обонятельная грамотность достаточно бедна, то люди – как бы так выразиться? – очень по-своему составляют свое представление о запахах и имеют такое понимание.
ВОСПИТАНИЕ
ЛАЙМЕ: Воспитывать обоняние… Когда меня спрашивают, как это можно воспитывать обоняние, я отвечаю, что воспитывать его, действительно, можно. Причем ведь это совсем ничего не стоит, просто надо осознанно принюхиваться, вдыхать запах и складывать в архив своей памяти. У всех у нас есть эта обонятельная память, такое специальное «мемори», и мы можем собирать разные запахи и складывать их туда.
Вчера утром я провела 2,5 часа в библиотеке имени Мажвидаса, и мы там нюхали древние книги, мы с этой библиотекой как-то очень даже сроднились всей нашей художественной группой… Мы сейчас вместе работаем еще над одним проектом, посвященным Реформации, это очень интересный проект… И вот мы нюхали древние, разные древние книги, рукописи, потом ходили в книгохранилище, а там и чистые книги, и пыльные, и отреставрированные, и неотреставрированные…
Это удивительный, просто замечательный источник знаний о запахах, об эпохе, людях… Мы даже нашли его в Библии: кожа на обложке книги уже стерлась, но этот дуб на обложке, это дерево всё ещё пахнет, и кожа тоже пахнет, и страницы пахнут. И они пахнут мускусом, представляете?! Часть обложки из дерева пахнет мускусом! И пахнет очень отчетливо, а это значит, что тот, кто читал эту Библию, листал её в перчатках, пронизанных мускусом. И этот мускус остался, а мускус (именно настоящий мускус, а не тот синтетический, который мы встречаем сегодня) имеет свойство сохраняться на протяжении нескольких сотен лет, и ты можешь его нюхать и отчетливо ощущать его присутствие там… И даже люди, которые никогда не нюхали мускус, они почувствовали этот запах и говорят, что здесь пахнет чем-то странным, совсем не так, как пахнут сами книги.
Представляете, вот так, вдруг, через несколько сотен лет ты можешь оказаться в той исторической эпохе, просто вдохнув запах книги.
ЖУРНАЛИСТ: Мне пришла в голову мысль про астрономов или исследователей космоса, которые посылают во Вселенную капсулы с информацией о жизни на Земле. Только я не знаю, они кладут туда запахи или записки?..
ЛАЙМЕ: Если они кладут туда что-то материальное, то тогда, скорее всего, этот материальный предмет имеет и запах.
ЖУРНАЛИСТ: Верно!
ЛАЙМЕ: Но, может быть, у нас просто нет рецепторов, чтобы почувствовать эти запахи. Нам обязательно нужно иметь такие рецепторы, чтобы мы могли, например, почувствовать их… И это совсем не означает, что мы чувствуем всё, что пахнет. Ведь на Земле намного больше запахов, чем те, которые мы можем почувствовать, просто у нас нет таких рецепторов для их распознавания. Вот Вам еще одна неизведанная область.
ЧУВСТВА
ЖУРНАЛИСТ: Да, это ещё одна такая область, в которой очень много таких темных уголков… ну, может, не совсем темных, но, скажем так, – много белых пятен, до сих пор еще не исследованных. А вот Вы, разве Вы не чувствуете свою исключительность? Ведь Вы знаете столько, сколько другие не знают, типа – «Никто почти этого не знает, а вот я знаю!».
ЛАЙМЕ: Наоборот! Я всю свою жизнь думала, что все это знают. Ну а как же?! Ведь если я это знаю, то и все остальные тоже должны это знать, как же иначе?! Ведь это же нормально! У тебя есть обоняние, ты нюхаешь разные запахи, и ты можешь говорить о них, они очень интересные… А потом вдруг оказывается, что люди на самом деле очень много вещей не знают, для них это – как какое-то открытие, что они совсем не используют возможности своего носа. Теоретически я это знаю, но на практике я не могу понять, я просто не могу осознать, как можно не использовать возможности своего носа? Что значит – отключить свой нос, ничего не чувствовать, не нюхать? – Мне этого просто не представить, мне просто не понять этого.
Я всё время думала, что люди именно так познают мир. Для меня это было большим открытием, когда я начала сознательно заниматься запахами, и для меня это было большим удивлением, я просто поразилась, ну как же так может быть?! Как это человек может не использовать возможности своего носа, не принюхиваться к запахам, ведь в них скрыто так много информации о мире. Это одно из пяти наших основных чувств. Одно из пяти! При этом оно ничуть не проще, чем зрение или слух… Его обязательно нужно подключать, ведь оно даёт нам очень много информации. Оно даёт нам как раз именно ту до-вербальную информацию, которую мы ещё не можем сформулировать словами, а чувствуя запах уже об очень многом можем догадаться.
ЖУРНАЛИСТ: Мы можем даже не разговаривать.
ЛАЙМЕ: Да, мы можем и не разговаривать.
ЖУРНАЛИСТ: Фактически мы даже можем не смотреть!
ЛАЙМЕ: Да-да, и даже не смотреть. У меня есть один любитель запахов и парфюмерии. Он слепой, но вполне себе ориентируется в мире при помощи запахов. Хотя на самом деле это миф, что слепые чувствуют запахи лучше, больше и так далее. У них просто есть какой-то совсем другой механизм восприятия мира вообще, поскольку если отключено зрение, то таким людям тогда необходимо намного сильнее подключать слух, все свои тактильные рецепторы, и, конечно же, тогда и обоняние работает продуктивнее. И оно, несомненно, помогает им воспринимать мир, ориентироваться в нём.
ЖУРНАЛИСТ: А я когда-то даже пробовал… – я ношу контактные линзы…в – я когда-то пытался снять линзы и, не надевая очки, пожить какое-то время в такой… как это сказать? – в такой нечёткости, что ли…
ЛАЙМЕ: – …в нечёткости… а я так и живу… в этом нечётком мире.
ЖУРНАЛИСТ: Сначала мне было очень трудно… и этот шок от нечёткости вокруг надо было компенсировать чем-то другим – и вот тогда у меня стали обостряться и обоняние, и слух. Все это мне казалось таким… каким-то очень особенным! И вы тогда уже начинаете подбирать совсем другие ключики для познания. Интересно, это был очень интересный опыт.
ЛАЙМЕ: Да-да… У меня тоже когда-то ухудшилось зрение, сейчас я хорошо вижу вдаль, но плохо вблизи, я и всё время живу в такой лёгкой дымке, тумане… Я не вижу, как я старею, всё кажется так замечательно, так красиво, это всё так удобно и действительно здорово!.. Вот… и все вокруг мне кажутся такими красивыми, такими грациозными, плавными… я такие силуэты вижу… И обоняние при этом мне очень хорошо помогает… я так ориентируюсь в мире, я воспринимаю благодаря запахам немало вещей…
ДУХИ
ЖУРНАЛИСТ: А что делать… точнее сказать, как выносить людей, которые обильно душатся и очень сильно пахнут? Я всё время думал, как сказать человеку: «Ну куда же так много-то? Зачем же столько?». Потому что я знаю, что этими словами я могу легко обидеть человека.
ЛАЙМЕ: – Да, это очень глупая ситуация…
ЖУРНАЛИСТ: …«Ах, как так?! Вам что, не нравится мой запах?!»
ЛАЙМЕ: Да, это как будто мы переступаем какие-то границы, это как большое табу, как что-то очень интимное… Хотя я сейчас уже в таком возрасте, когда легко могу подойти к человеку и понюхать его, если мне интересно. Я могу подойти и просто понюхать со словами: «Извините, я очень хочу Вас понюхать» – просто потому, что мне очень любопытно и интересно. Например, когда я чувствую какой-то запах и не могу его определить на расстоянии, тогда я уменьшаю эту дистанцию, подхожу и говорю: «Знаете, я очень хочу понюхать Ваш запах, если Вы не против». Чаще всего человек сначала немного теряется, но ничего против не имеет. И тогда я подхожу к нему и…
ЖУРНАЛИСТ: Если он совсем не растеряется.
ЛАЙМЕ: Да, если он совсем не растеряется… Я подхожу, нюхаю его и получаю информацию, которая мне любопытна и интересна… А вот что касается этих чересчур сильных запахов, то это да! На самом деле это очень раздражает, это некая форма агрессии, какое-то неуважение, человек просто не считается с другими, это некий захват пространства, это такие люди, которые хотят захватить как можно больше пространства, так или иначе хотят доминировать, если от них распространяется такой сильный запах…
…или, может, у них какие-то серьёзные проблемы с обонянием, что они не осознают, как они пахнут. Ведь и такое тоже может быть, если это такой просто убивающий запах! Я не могу представить себе, как прежде всего сам человек его может вынести?! Насколько должен быть парализован его нос, чтобы он совсем не осознавал и не понимал, насколько сильно он пахнет, что он источает такой сильный запах, как какой-то турбокомпрессор, что все вокруг просто валятся с ног.
У меня была такая соседка, она по утрам уходила на работу в 7, а я выходила в 11 и открывала окна, потому что весь подъезд был заполнен запахом её духов. Я шла по лестнице, спускалась с пятого этажа на первый – и просто такое облако стояло! Я выходила из дома, и моя одежда, и всё-всё так сильно пахло, что мне даже и душиться не нужно было. А за мной тянулся такой шлейф тех её духов… это, наверное, были какие-то «духи со шлейфом», что – ого-го, какой они оставляли шлейф!
Это, в моём понимании, просто невежливо и грубо. Это насилие над другими людьми, это завоевание пространства, носов людей. Да, и вот приходят люди и жалуются: «Ну что мне делать? Приходит моя коллега, которая просто нечеловечески надушилась, существуют ли какие-нибудь духи, которые могли бы нейтрализовать этот запах?».
ЖУРНАЛИСТ: Вот-вот, точно! Какой-нибудь искусственный декоративный антиспрей от запаха.
ЛАЙМЕ: Ну да, что-то похожее… Тут, конечно, эту тему можно рассматривать с разных сторон: мы можем, с одной стороны, обобщать, но можем прежде всего задуматься и попытаться как-то выяснить, зачем человеку на самом деле нужно было так сильно надушиться, что это значит в его жизни, почему и что ему чего-то не хватает, и он этим старается это «что-то» как-то компенсировать, чтобы захватить наше пространство, доминировать в нём, воздействовать на других людей… ну вот, есть ещё и такие моменты.
ЖУРНАЛИСТ: Чтобы привлечь внимание.
ЛАЙМЕ: Чтобы привлечь внимание, чтобы что-то сообщить о себе… Есть ещё одно такое антропологическое исследование на эту тему, что если запах выходит за приделы приватного мира человека, то тогда этот человек стремится что-то заявить миру о себе, как в том числе и о своей некомпенсированной сексуальности, привлечь внимание. А это зачастую бывает связано с сексуальностью человека, когда он ищет пару и таким образом привлекает потенциального партнера своим запахом, поскольку ещё самой эволюцией в нас заложен инстинкт привлечения внимания партнера с помощью запаха в процессе поиска каких-то связей и отношений.
ЖУРНАЛИСТ: Послушайте, ну должно же быть какое-то решение, а то получается, что это какая-то уж совсем безвыходная ситуация.
ЛАЙМЕ: Да.
ЖУРНАЛИСТ: Ведь когда человек по отношению к тебе как-то некрасиво себя ведёт, ты можешь просто перестать на него смотреть и отворачиваешься.
ЛАЙМЕ: Да, да, да, да, просто не смотришь…
ЖУРНАЛИСТ: Но ведь нос же не отключить!
ЛАЙМЕ: Да, или если кто-то громко разговаривает, то ты можешь отойти куда-нибудь подальше и просто не слушать его.
ЖУРНАЛИСТ: Или беруши надеть.
ЛАЙМЕ: Или беруши надеть. А вот нос отключить не получится. В этом и заключается вся эта проблема. В подобных случаях я ставлю такой эксперимент: беру и начинаю делить запах на части. Просто в своей голове я разделяю этот запах на его составные части, и тогда получаю какое-то совсем другое изображение. И тогда он так не обрушивается на меня во всей своей полноте, со всей мощью своей энергии. Если его разделить, то тогда там может обнаружиться ой как много очень разных полутонов: и запах самого тела человека… и это помогает отключить мозг. Действительно, бывают такие ситуации, когда ты просто вынужден оказаться в очень тесном окружении.
ЖУРНАЛИСТ: — …и побыть там какое-то время.
ЛАЙМЕ: — …и побыть, и никуда уже не убежать, и тогда он /запах/, действительно, тебя убивает.
ЖУРНАЛИСТ: Я полностью с Вами согласен. Я тоже иногда становлюсь жертвой.
ЛАЙМЕ: Да, он полностью тебя убивает, и это бывает так невыносимо! А потом он ещё очень долго остаётся, и от него довольно трудно избавиться. …Так вот, чтобы этот запах тебя совсем не убил, я начинаю его анализировать. Я делю его на составные части и начинаю их исследовать, и тогда он теряет эту свою интенсивность, весь свой полный объем. Я просто начинаю делить запах и исследовать его по отдельным частям.
ЖУРНАЛИСТ: Да, это верно.
ЛАЙМЕ: Это касается и запахов этих самых бомжей или таких людей, которые не моются и едут в каком-нибудь автобусе, троллейбусе. Их запах тоже почти сразу разделяю на части, потому что иначе этот запах раздражает и выводит из себя, его трудно вынести, и я просто начинаю его препарировать, и вот тогда появляется очень много интересных запахов, например, запах сухой кожи, пыли, сухого дерева… И тогда я уже начинаю рисовать себе какую-нибудь историю о том, где живёт этот человек, откуда он едет, с чем он сталкивается в жизни, где он спит… а потом подключаются ещё новые запахи, например, запах земли, соломы, дыма от сжигаемого мусора и много других очень разных запахов. И вот тогда ты начинаешь создавать для себя тот самый нарратив, и таким образом ты параллельно практикуешься, учишься.
ЖУРНАЛИСТ: Хорошая идея – препарировать запах!
ЛАЙМЕ: Да, я препарирую запахи.
ЖУРНАЛИСТ: Отлично! Слушайте, это просто отличная мысль – справляться с любой проблемой, даже самой неразрешимой…
ЛАЙМЕ: Да-да, скажем так, деконструирую проблемы, я их препарирую. Это на самом деле своего рода деконструкция.
Я просто задаю себе вопросы – зачем мне всё это надо? Почему со мной это происходит? Почему тому или иному человеку это нужно и как это с ним связано? Осознанно он так поступает или неосознанно? И вот когда начинаешь делить проблему на её составные части, тогда начинаешь и видеть выходы из неё, пути её решения, и оказывается, что не такая уж это была и проблема… А может, даже наоборот, очень хорошо, что именно так всё случилось.
ЖУРНАЛИСТ: Да-да, верно!
ЛАЙМЕ: Благодаря этой проблеме ты чему-то полезному научился, узнал, что-то сумел изменить в себе, трансформировать… Ведь это же очень здорово!
БОГАТСТВО
ЛАЙМЕ: В отличие от других ценностей, типа золота или бриллиантов, запах я не могу положить в шкатулку, закрыть на ключ, спрятать в сейф… Открываешь флакончик, он испаряется, и всё! – Запах исчезает: понюхал, и он рассеялся. Запах – это такое богатство, которое нельзя удержать.
ЖУРНАЛИСТ: Да, именно так. Мне тут подумалось, я Вам уже сказал, что Вы живёте в мире запахов… Мы все в нём живём, как мы все живём и в мире времени. Есть много людей, которые обращают на это внимание, я имею ввиду – на время, и они живут просто здесь и сейчас, наслаждаясь каждой секундой, каждым моментом. И мы можем только порадоваться, что они живут в мире времени. А ведь мы все одинаково способны делать то же самое. Это же прекрасно, когда мы можем порадоваться за человека, который делает какой-то шаг вперёд, а потом – «Стоп! Подождите!»… и просто /вдыхает/ – ммм!… – Ведь ему же ничего не мешает остановиться! Ни одному человеку!
ЛАЙМЕ: Да-да! А кто мешает?! Я же говорю – ведь это ничего нам не стоит. Это нам совсем ничего не стоит, просто просыпаемся, делаем вдох, и каждый такой вдох будет совсем разный, запах постоянно меняется.
Мне это нравится, он такой эфемерный, и мне нравится, что он напоминает нам о мимолетности бытия, о его эфемерности… Он постоянно рождается и постоянно умирает, и в каждый раз этот запах совсем разный, другой…
ЖУРНАЛИСТ: И как будто в последний раз.
ЛАЙМЕ: Да, как будто один-единственный и неповторимый, он все время пахнет по-разному, и нет двух одинаковых.
ЗАПАХ СЧАСТЬЯ
ЛАЙМЕ: Я очень витиеватыми путями пришла к тому, что я сейчас делаю с запахами. Парфюмерия, действительно, меня сильно занимает. Ведь сначала, когда ты ещё ребёнок, ты не до конца понимаешь, как можно познавать разные вещи, ты на самом деле даже не осознаёшь, что ты учишься этому каждый день, ты вдыхаешь запахи и таким образом исследуешь их. И мы детьми где-то там себе бегаем, играем… а тем временем запахи остаются в нашей памяти, и мы берём их с собой в будущее…
Я помню, как в детстве – мне очень нравилось! – возле нашего дома был луг… и весной, летом это было такое райское местечко! А у нас там ещё был садик, и я в нём постоянно находила разные камешки, нюхала их, потому что знала, что один камень пахнет так, а другой – иначе, а его мокрая сторона пахнет больше – ах, как вкусно! А та его сторона, которая обращена к солнцу, пахнет совсем по-другому, а вечером – это ещё один запах… И я искала все эти детали, они мне были невероятно интересны. Я знала, где и какие грибочки там растут, где и что там вкусно пахнет ранней осенью – а этот запах осени такой вкусный! Это настоящая квинтэссенция!
…У нас ещё и смородина росла… вот отломаешь веточку этой смородины, а она – просто – ах, как пахнет!
У нас, по правде сказать, на севере не так уж и много запахов разных растений. Но моя мама выращивала немало цветов… Вот я вспоминаю, например, запах георгинов, немного подмораживаемых, когда они начинают отцветать… И когда идёшь в школу, то вся дорога высажена этими георгинами, а они такие красивые, они необыкновенно красиво цветут! А их форма, и запах!.. Но когда они подмораживаются, вот когда наступают самые первые морозы, вот тогда их запах становится каким-то особенным. И это понятно, ведь это же не духи, ими не подушишься, но это какой-то особенный запах, какой-то непостижимый запах умирающей природы, что ли?.. Это что-то больше, чем просто запах подмёрзшего георгина, что более важное.
Я с детства помню, как я нюхала их, шагая в школу с рюкзачком… Или когда польёт дождь!… Я не знаю человека, который…
ЖУРНАЛИСТ: Ах, как же вкусно пахнут растения под дождём!
ЛАЙМЕ: Да, это просто какое-то настоящее безумие! Помню, у нас была такая тропинка вся из глины, как вдруг – начинается дождь, и эти первые капли – ах, и этот запах!!! И ты начинаешь бегать, прыгать, тебя охватывает какое-то полное безумие от этого запаха, от того, как смешивается эта пыль с водой…
Или после того, как пройдёт сильный дождь, ты выходишь на улицу: и этот асфальт, и эти тротуары и дорожки – ах, какой запах! Хочется просто лечь на землю и вдыхать его… нюхать…
ЖУРНАЛИСТ: Я абсолютно с Вами согласен! Вы просто говорите моими словами!
ЛАЙМЕ: Это что-то необыкновенное, действительно! Это такая огромная информация о мире, это что-то неповторимое и особенное! И это не просто воспоминания, как, скажем, воспоминания Пруста о печенье …
ЖУРНАЛИСТ: «Мадленки».
ЛАЙМЕ: Да-да, «мадленки» Пруста – это, конечно, тоже, но запах той тропинки совсем не такой уж простой…
ЖУРНАЛИСТ: Потому что это всё вместе – и атмосфера, и всё-всё…
ЛАЙМЕ: Или если вспомнить эти листья, падающие осенью… Я потом прочитала и поняла, почему эти листья так вкусно пахнут. Оказалось, что когда они желтеют, то вырабатываются каротины, а каротины в упавших листьях разлагаются, в результате чего выделяются дамасконы, а дамасконы же присутствуют и в розах. И вот этот запах гниения, запах каротинов, смешивается с настоящим запахом цветов – роз, и получается что-то такое поистине exciting! Что-то поистине великолепное и удивительное! Действительно, это очень особый запах. И что тут можешь сказать? – Что одна часть этого запаха хорошая, а другая плохая?
ЖУРНАЛИСТ: Нет, нет, нет!
ЛАЙМЕ: Здесь уже ничего такого не скажешь! Вот… Тебе только хочется уткнуться своим носом в эти гниющие листья и просто вдыхать их запах. Оглянешься вокруг, убедишься, что тебя никто не видит, и ложишься в эту груду листьев и нюхаешь их…
ВСЕЛЕННАЯ
ЛАЙМЕ: Я так думаю, что всё это так или иначе связано с нашими чувствами, которыми мы руководствуемся в жизни. Это прежде всего очень сильный контроль со стороны нашего зрения. Оно нас очень контролирует и управляет нами. Я себе даже иногда пытаюсь пофантазировать о мире, каким бы он был, если бы наши глаза не были бы так сильно задействованы в нашей жизни. Ведь на самом деле люди довольно бестактны и жестоки. Понюхать человека – это всего лишь какая-то мелочь по сравнению с тем, как мы жестоко смотрим друг на друга, как мы оцениваем друг друга, как много люди подмечают и делают выводы по внешности, как взрослые, так и дети… Вот я смотрю с изумлением на 19-летних… и моя дочь тоже пережила этот возрастной период …
…Сколько же времени они проводят перед зеркалом! Сколько раз они переоденутся перед выходом на вечеринку. И я всегда говорила: «Почему ты тратишь столько времени?! Зачем? Ты же умная девушка. Тебя любят в кругу сверстников, ты талантливая, стройная, красивая и так далее… Зачем тебе нужно менять эти наряды, по два часа стоять перед этим гардеробом и что-то выискивать…». И я тогда подумала, насколько же глуп этот наш мир, какой же он всё-таки жестокий! Мы сфокусировались и смотрим друга на друга, причём очень строго… И нам кажется, что какой-то торчащий волосок – боже, это уже настоящая катастрофа! Или прыщ – все же его видят! И тогда человека охватывает какое-то отчаяние. Страшная трагедия – вот прыщ на носу вскочил. Ну да, конечно – это же настоящая катастрофа этот прыщ! На самом деле я просто уверена, что это зрение так сильно и так прочно заключает нас в такие очень холодные, жестокие рамки. И мы довольно безжалостно оцениваем друг друга.
Если мы немного активнее задействуем другие ощущения, если вслушаемся в тембр голоса другого человека или будем чаще касаться друг друга, вдыхать запахи друг друга, то тогда это наше зрение перестанет быть для нас таким уж исключительно значимым, и тогда мы меньше будем давать оценки. Хотя это может перекликаться и с обонянием: по запахам мы тоже можем проводить какие-то строгие границы, то есть делить людей на своих и чужих: ты пахнешь так или так, а значит, ты принадлежишь или не принадлежишь к нашему клану.
Сегодня всё тоже самое… хотя сейчас, конечно, это не так сильно выражено, как раньше, как в каком-нибудь 18-ом или 19-ом веке дочь какого-нибудь ремесленника, например, дочь какого-нибудь кожевника не могла просто так пойти на вечеринку, потому что она пахла этой кожей, даже если этот запах был хороший… А от запаха кожи так легко и быстро не избавишься. Причём, это вам не какой-нибудь там запах аристократа! И совсем не важно, может, он играл в какие-нибудь игры, ездил верхом и вспотел – он вернётся домой, умоется, надушится, и всё отлично. Но тот запах, который проникает в кожу человека и остаётся на нём, – от него не так просто избавиться. И вот тогда возникает довольно чёткая дистанция между людьми. И ты становишься уже чужой просто потому, что твой запах не соответствует – как бы так выразиться?.. – определенно конкретной социальной ячейке.
ЖУРНАЛИСТ: Послушайте, ну если ты не нравишься этому клану, то, может быть, тогда тебе вообще и не нужен этот клан?
ЛАЙМЕ: Зачем тебе нужно попасть в этот клан? – это уже совсем другой вопрос. Это уже философский вопрос. Ну кто же тебе сказал, что ты там обязательно должен быть? Разве ты не можешь быть счастлив там, где ты сейчас есть? Разве ты не можешь воспитать в себе вкус к запахам, отточить своё обоняние, своё зрение, свои чувства?
ЖУРНАЛИСТ: Ведь таких кланов очень много, он не один.
ЛАЙМЕ: Действительно, их очень много.
ЖУРНАЛИСТ: Но тебе кажется, что этот клан – он единственный.
ЛАЙМЕ: …что он единственный и самый главный.
ЖУРНАЛИСТ: А их же много! Но каждому человеку нужно принадлежать к какому-то одному определённому клану, ладно! Мы сами были молодыми и хорошо знаем, что из-за этого начинает болеть голова, появляется бессонница.
ЛАЙМЕ: Да-да.
ЖУРНАЛИСТ: Человек стремится туда, но перед ним стены, и тогда он, наверное, тоже закрывается.
ЛАЙМЕ: Причём даже ещё больше.
ЖУРНАЛИСТ: Это если больше нет никаких других кланов, а только этот.
ЛАЙМЕ: И это ведь не только среди молодых. Ведь этот культ молодости очень активный, и он довольно сильно влияет на человека и в дальнейшем.
ЖУРНАЛИСТ: Ой, какой же ненормальный этот культ молодости! Это самый ненормальный культ из всех ненормальных!
ЛАЙМЕ: Абсолютно ненормальный.
ЖУРНАЛИСТ: И сегодня нам тоже важно, что люди скажут. Да сиди уже на своём месте! Культ молодости – ну что же это такое?! Какой-то фетиш застывшего времени.
ЛАЙМЕ: Огромное желание затесаться среди подростков, выглядеть, как подросток, когда тебе 60 лет, – это какой-то умственный инфантилизм, абсолютная незрелость.
ЖУРНАЛИСТ: И это ведь тоже один из кланов, и он тоже подчиняется этому правилу. На него смотреть забавно, правда, со стороны, конечно: ну, пусть вы играете в этом карнавале, если вам так нравится, вот такие существуют правила этого карнавала, и вы по ним живёте – ок! Но тогда не притворяйтесь, что вы принадлежите этому клану. Просто признайтесь себе: «Да, мы живём в этом кукольном домике».
ЛАЙМЕ: Да, именно! Так бы было более естественно.
ЖУРНАЛИСТ: И тогда я зауважаю вас, тогда вы получите от меня мой респект, если признаетесь себе: «Да… тадам… мы тут все барби».
ЛАЙМЕ: Да, да, да…
ВОПРОСЫ
ЛАЙМЕ: Вот сколько я общаюсь со своими детьми и с их друзьями, – им сейчас от 19 до 25 лет, то есть с людьми примерно этого возраста, – то единственное, что я им постоянно внушаю, – надо задавать себе вопросы, надо просто спрашивать самого себя и только себя: почему я так чувствую и почему я сейчас в такой ситуации? Почему я оказался именно в такой ситуации и что со мной не так? Откуда возникает мой страх и откуда возникает моё сопротивление? Откуда берётся моё раздражение, почему я хочу добиться того, а не того? Причём только себе самому надо задать эти вопросы, потому что – ну, не знаю! – а как по-другому?
ЖУРНАЛИСТ: Да, верно! Отличная мысль! Хотя Вы и говорите: «Ну что в этом такого особенного? Я не знаю… Это же всё просто…». Но на самом деле, это же отличная идея!
ЛАЙМЕ: Ну да, я же сама так поступаю. Всё время именно этим и занимаюсь, и поэтому могу только так и выражаться, для меня это нормально.
ЖУРНАЛИСТ: Серьёзно, я как раз таки об этом и подумал: нужно постоянно деконструировать, отделять одно от другого.
ЛАЙМЕ: Деконструировать.
ЖУРНАЛИСТ: Да, деконструировать и задавать вопросы.
ЛАЙМЕ: Да-да, и задавать вопросы. Ставить самому себе такие честные вопросы. Пусть неприятные, неудобные… и признаться, что я, например, боюсь чего-то, я завидую, сержусь и так далее… что со мной что-то происходит. Спрашивать себя, откуда берётся эта моя раздражительность и что это вообще такое?
Ведь мир же не виноват в том, что я так себя чувствую, и я сама не виновата, что я так себя чувствую, просто – я так себя чувствую. И вот когда мне перестанет нравиться мое самоощущение, тогда я спрошу себя: «Да что же это такое? Что же там внутри меня ёрзает? Червь какой-то? И мне надо найти его, чтобы понять, в чём же причина? Что это такое? Откуда всё это взялось?». И где-то как-то найти эту самую причину… Одну, вторую…
ЖУРНАЛИСТ: Да, и тогда она обязательно найдётся. И, конечно, если ты будешь задавать самому себе эти вопросы, то неизбежно найдётся и ответ.
ЛАЙМЕ: Несомненно! Ответ всегда обязательно найдётся… Только нужно хотя бы как-нибудь поставить себе этот вопрос. Не выкручиваться и увиливать, а прямо задать себе вопрос.
ПОДАРОК
ЛАЙМЕ: Нам даётся в подарок жизнь, и жизнь для меня очень дорога, это очень-очень дорогой подарок. И мне всегда бывает очень больно, когда люди кончают жизнь самоубийством, говорят о самоубийстве, и жизнь им представляется как что-то такое… ну, что-то – а-а-а, да ну… Но ведь на самом деле жизнь – это большой подарок! Представляете?! – Я существую! Я есть. Я живу в этом мире, я могу столько всего разного сделать, узнать, выучить, наслаждаться своими чувствами и переживаниями, каким-то своим отношением с окружающим миром, и внутри меня что-то происходит, развивается. Действительно, это так забавно, когда ты чувствуешь, что внутри тебя что-то изменяется, тогда и вокруг тебя много чего тоже изменяется. Очень много всего меняется вокруг тебя, все эти внешние факторы меняются вокруг тебя… множество факторов: появляются новые люди, новые возможности и так далее… И кажется, что ты при этом ничего не делал, ведь ты всё делал только внутри себя, и это так здорово! Это уникально! И тогда ты понимаешь, что ты способен на очень многое, что ты часть какого-то одного большого плана, может быть…
ЖУРНАЛИСТ: Да, действительно, это так. В Ваших словах я слышу и какие-то свои нотки… Я же хорошо понимаю, что, если изменить в себе хоть один, пусть самый незначительный элемент своего я, то очень много других элементов тоже начнут меняться и преобразовываться.
ЛАЙМЕ: Да, и многие внешние элементы тоже начнут изменяться, очень многие. Вот зачем тогда нужно концентрироваться на внешнем? Ведь надо просто сосредоточиться на своем внутреннем, на той части мира, который внутри нас, именно там надо вести поиски каких-то препятствий, искать, что же там не в порядке, что там засорилось и где надо сделать уборку, почистить, чтобы свести до минимума все странные и неприятные моменты.
Конечно, многие люди сталкиваются с разными переживаниями, страхами и тому подобным, со своей неуверенностью, нестабильностью и так далее. Этот мир, да и вся наша жизнь в целом – это всё такое хрупкое и нестабильное. Вот как Вы хорошо сказали: «Здесь и сейчас». Надо научиться радоваться настоящим моментом, а не тем, который был или который будет, потому что откуда я знаю, что там будет впереди?
СМЕРТЬ
ЖУРНАЛИСТ: Так или иначе, но Вы не затрагивали тему смерти, а она меня ой как интересует! Да и вообще, наш финал – это довольно интересный вопрос.
ЛАЙМЕ: Да, очень интересный.
ЖУРНАЛИСТ: Запах смерти часто описывается в литературе, а Вы же эксперт по запахам… Или это всё же больше индивидуальный опыт?
ЛАЙМЕ: Ну, скажем так, я не особо, чтобы очень много сталкивалась со смертью… Я столкнулась с ней, когда училась в медицинском институте, и там у нас был морг. Когда мы приходили туда, особенно в понедельник, то есть после выходных, а за выходные этих трупов там накапливалось, то запах был везде, им заполнялся весь первый этаж. И вот заходишь в помещение и чувствуешь запах из морга …
ЖУРНАЛИСТ: Запах формалина, нет?
ЛАЙМЕ: Нет, не формалина. Там находилась кафедра судмедэкспертизы, и они свозили туда все эти трупы, раскладывали их на столах и делали вскрытия. И уже там этот запах стоял довольно стойко, мутный такой запах, запах разлагающегося тела. И вот это и есть запах смерти, запах разложения. Много где ещё мы можем обнаружить его присутствие. Например, наступает осень, и вот листья начинают гнить, разные цветы, овощи и так далее… Так что, с этим запахом мы встречаемся дольно часто.
Своих родителей могу вспомнить, они умерли, и один, и другой… и я была рядом с ними перед самой их смертью. И Вы знаете, действительно, запах человека как-то меняется, он приобретает какой-то специфический оттенок.
ЖУРНАЛИСТ: Именно в «тот самый момент»?
ЛАЙМЕ: Ну, в «тот самый момент» меня не было рядом, я была где-то несколько часов до последнего вдоха. Хотя однажды я была рядом с одним человеком, когда он умер, именно в «тот самый» момент, я даже ему глаза закрыла – в прямом смысле этого слова… Я тогда всё время находилась рядом с этим безнадёжно больным, помогала ухаживать за ним и оказалась возле него как раз в момент его смерти… И его запах изменился. Появился какой-то такой очень специфический запах… – как бы это сказать? Я даже не знаю, как это сказать… – не остаётся уже никакого человеческого запаха… он становится какой-то… ну… вот как тот запах осени, запах разложения…
Кстати, если сравнивать… то есть один такой запах… интересный такой, совершенно парадоксальный запах… Вы, наверно, знаете, есть такое растение – лотос. Это один из наиболее символичных растений. Это, действительно, очень интересное растение, потому что растёт абсолютно в одном иле, потом поднимается вверх в воде, потом выглядывает из воды и показывает свой удивительный цветок, который расцветает на поверхности. Одни цветы пахнут сильнее, другие слабее, а их цвет – от белого вплоть до фиолетового, и в течение дня он может меняться. Правда, это очень красивое растение, и действительно, это одно из самых символичных растений, если не самое символичное. Ведь вся культура индуизма, буддизм – там везде присутствует лотос, и на нём сидит Падмасамбхава или богиня Тара, или… Лакшми, которая восседает на лотосе и делит свои богатства. Люди собирают эти растения и делают из них абсолют. Так вот запах этого абсолюта… Я сейчас вспоминаю, вела людям какой-то мастер-класс об этих запахах, и я взяла абсолют и сказала, сейчас мы понюхаем абсолют настоящего розового лотоса … и вот все эти люди, как я заметила по их лицам, оживились в ожидании… сейчас мы вдохнём, ну, прямо все сладости мира, или как-то так… То есть у них было именно такое представление о том, как должен пахнуть лотос. А когда мы начали его нюхать, люди были шокированы.
На самом же деле запах лотоса – это как раз тот самый запах умирающего человека. Они на самом деле очень похожи.
ЖУРНАЛИСТ: Ого!
ЛАЙМЕ: Да, в нём есть что-то похожее. Я долго его нюхала, мазала себе на руке и всё время, когда что-то делала, постоянно нюхала этот запах. Мне этот запах очень манил. Действительно, это очень многообразный и сложный запах… В нём есть и запах тела, и запах ила, и немного земли… Он весь такой … ну, очень похожий на запах умирающего человека. Однако в лотосе, есть ещё (а мы же говорим о запахе смерти!) и запах рождения. Младенец, когда рождается, он очень своеобразно пахнет, он окутан таким белым творожком, что ли? И этот запах тоже бывает – ох, какой разный и очень интересный! И новорожденный тоже пахнет не совсем физиологично. Там и запах крови, и какой-то жидкости, и ещё чего-то. Очень, это очень специфический и интимный запах.
Так вот, в запахе лотоса как раз и есть часть запаха рождения и часть запаха смерти. В нём присутствуют оба этих запаха.
ЖУРНАЛИСТ: Ту-дуууум!…
ЛАЙМЕ: Ту-дуууум… Да, именно так! Действительно! Вот это как раз таки очень интересно. Да, конечно, мы можем сделать и посмотреть хроматограму, химический состав веществ, провести исследование на молекулярном уровне и так далее, но всё равно эти молекулы не скажут нам, что это запах смерти. А запах смерти – это запах смерти.
ЖУРНАЛИСТ: У молекул нет лица.
ЛАЙМЕ: Да, у молекул нет лица! И вся эта игра молекул, и весь этот комплекс в целом, и весь этот запах – вот он на самом деле напоминает… напоминает тот, который я чувствовала от тех людей, рядом с которыми я находилась перед самой их смертью.
ЖУРНАЛИСТ: Я рад, что Вы пришли. Вы дали мне такую мотивацию! Вы просто мотивировали меня нюхать и нюхать разные запахи и не бояться…
ЛАЙМЕ: Не бояться нюхать запахи!
ЖУРНАЛИСТ: Да, я теперь совсем не боюсь нюхать запахи.
ЛАЙМЕ: Вот и здорово!
ЖУРНАЛИСТ: Теперь, после того, как я с кем-нибудь поцелуюсь, я предложу: «А сейчас давай понюхаем друг друга!».
ЛАЙМЕ: Да, точно – давай понюхаем друг друга!
ЖУРНАЛИСТ: И это уже будет более информативно.
ЛАЙМЕ: Да, и информативнее, и интереснее… Так Вы соберёте больше информации, которую потом можете анализировать.
ЖУРНАЛИСТ: Это просто здорово! Спасибо Вам!
ЛАЙМЕ: Вам спасибо, что пригласили.
ЖУРНАЛИСТ: Я провожу Вас.
ЛАЙМЕ: Отлично! …Хорошо побеседовали.
ЖУРНАЛИСТ: Да, очень позитивно!.. Да, кстати, послушайте, а как Вам мой запах?
ЛАЙМЕ: Ваш?
ЖУРНАЛИСТ: Ага.
ЛАЙМЕ: Ну, ничего. Симпатичный такой.
ЖУРНАЛИСТ: Не сильно резкий? Скажите честно, если он Вам не симпатичен.
ЛАЙМЕ: Ну почему? Очень даже симпатичный. Но послушайте, ведь запах человека – это же всё очень индивидуально, другие его могут совсем иначе интерпретировать. Одним он будет приятен, для других – ничего особенного. Иногда случается – и у меня достаточно много таких примеров – что если мне не приятен какой-то запах, то мне сразу становится не приятен и сам человек, и мне не хочется с ним общаться, и я отстраняюсь от него, избегаю… А это уже надо анализировать на более детальном уровне…
ПРОГРАММУ ПОДГОТОВИЛИ:
ГОСТЬЯ
ЛАЙМЕ КИШКУНЕ
ПРОДЮССЕР
ВЕДУЩИЙ ПРОГРАММЫ
АНДРЮС РОЖИЦКАС
ОПЕРАТОР-ПОСТАНОВЩИК
РОЛАНДАС ЛЕОНАВИЧЮС
РЕЖИССЁР МОНТАЖА
АРНАС РУДАЙТИС
ИСПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ПРОДЮССЕР
ХУДОЖНИК
АГНЕ МАТУОШУТЕ
РЕДАКТОР
АССИСТЕНТ
ЛИНА МРАЗАУСКАЙТЕ
ОПЕРАТОР
ЮЛИЮС ЖАЛНЕРУКИНАС
ОПЕРАТОР
ВАЛДАС ЯРУТИС
ГРАФИКА
ЯРОСЛАВАС ГЕДРОИЦ
ЗВУКОДИЗАЙН
АЭРОБИКА
ОРИГИНАЛЬНАЯ ЛЕНТА ЗВУКОЗАПИСИ
«ГОЛДЕН ПАРАЗИТ»
ПУБЛИКАЦИЯ НА САЙТЕ
ПЕРЕВОД НА РУССКИЙ ЯЗЫК
ДОЦЕНТ СПБГУ, К.Ф.Н.
МИХАИЛ СЕРГЕЕВИЧ ХМЕЛЕВСКИЙ
ОПУБЛИКОВАНО
МУЗЕЙ ВСЕХ И КАЖДОГО
2021